Ленинград, Издательство писателей в Ленинграде, 1933г.
Уменьшенный формат: 14 * 20см.; 96 стр.
Экземпляр в издательском тканевом переплёте с тиснением чёрной краской на корешке и передней крышке. Яркая красочная суперобложка. Девять полностраничных иллюстраций на отдельных вклейках. Переплёт, суперобложка и иллюстрации работы художника В.Конашевича.
Редкое, уничтоженное издание ( См. Блюм " Запрещённые книги русских писателей и литературоведов 1917-1991 ". № 263 ).
" После вынужденного ухода в отставку диктатора Примо де Риверы ( январь 1930 ) и последовавшей за тем его смертью ( март 1930 ) 12 апреля 1931 года на муниципальных выборах, имевших значение плебисцита, неожиданно победили республиканцы и социалисты. Уже 14 апреля была провозглашена Республика и король покинул страну. Многие иностранцы тогда устремились в Испанию; среди них были и два литератора с советскими паспортами, Эренбург и Кольцов, однако визу - тут же в апреле - получил только один из них: член редколлегии " Правды " Михаил Ефимович Кольцов. В качестве корреспондента главной газеты СССР он прилетел в Испанию сразу после провозглашения Республики. Надо думать, у него было задание прощупать обстановку в стране и выяснить, как именно использует испанская компартия открывшиеся политические возможности.
Но человек живой и инициативный, Кольцов не ограничивался конкретной инструкцией. Правда, времени у него было немного, так что, судя по всему, он побывал лишь в Мадриде и Севилье. И всё-таки одной политической задачи ему было мало ( иначе, вернувшись в Москву, он ограничился бы докладами кому надо ) - Кольцов был безусловным литератором ( хотя и перегруженным массой иных дел ). А потому он немедленно по возвращении домой написал книжку " Испанская весна ", которая вышла в Москве уже в начале 1933 года, украшенная симпатичными рисунками В.М.Конашевича. В " Испанской весне " двадцать пять коротких главок о мадридских и севильских встречах - они написаны человеком, который точно знает, как должно быть, и видит, что, где и почему получается не так. Это короткие и логически ясные политические зарисовки, описания митингов, диалогов и встреч с испанцами.
Важная часть книжки посвящена испанским коммунистам. Прежде всего Кольцов установил, что они, догматически бойкотируя муниципальные выборы, проспали начало революции. Уже через год Коминтерн добился смены руководства испанской компартии, убрав из него неугодных лиц, и прежде всего тех, кто был не против контактов с испанскими троцкистами ( думаю, это произошло не без наводки Кольцова ). К 1936 году испанская компартия стала вполне послушным орудием Коминтерна в Испании. Для Сталина важны были не столько тамошние социальные реформы, сколько полное устранение влияния на испанскую революцию сторонников Троцкого ( в 1937-м это ему удалось стандартным методом - физической ликвидацией ). Умный и циничный Кольцов, в 1923-м проштрафившийся, напечатав в " Огоньке " фоторепортаж об одном дне Троцкого, с тех пор хорошо усвоил, чего не выносит " хозяин ", и новых ошибок не допускал. До 1937 года ещё было не близко, и неугодных вождю лиц Кольцов в " Испанской весне " изобразил мечтателями, чурающимися кропотливой работы: " Как запылает мировой пожар - тогда и одной головешки хватит, чтобы поджечь Пиренейский полуостров, когда замарширует всемирная Красная армия - ей достаточно будет одной дивизии послать, чтобы провозгласить и укрепить ИСФСР ". Ирония по части Испанской Советской Федеративной Социалистической Республики направлена в тот же огород, что и издёвка по части пожара мировой революции. Огород этот именовался Л.Д.Троцким, который уже четыре года жил в изгнании - его ликвидация оказалась не столь простой задачей. Единственный открытый враг Сталина именовался в СССР " злейшим врагом советской власти и советского народа " - без этого клейма его имя не упоминалось в СССР ещё и в 1980-е годы. Кольцов понимал, что Троцкий обречён на гибель, и не стеснялся.
Тематическая ограниченность книги " Испанская весна " не означала, что ничего другого, кроме поставленной задачи, Кольцов не заметил, - глаз у него как раз был острый, характер ироничный, а испанские эмоции захватили его как следует, недаром, вручая книжку Эренбургу, он написал на ней, перефразировав " Онегина ": " Мы все испанцы понемногу, чему-нибудь и как-нибудь..." Он, конечно, ещё не знал, какую роль ему предстоит вскоре сыграть в испанских событиях и чем это в итоге обернётся для него лично ". ( Борис Фрезинский " Советские писатели в Испании. 1929-1939 " ).
Прижизненное издание. Отличная сохранность, небольшая реставрация суперобложки.
